- На Камчатке фотографироваться нельзя, - сурово сказал Питер. - Это неуважение к Виктору.
Друзья прозвали его "Питер - Начальник Камчатки". Конечно, родители звали мальчика Петей, а Камчатка - любимое его место отдыха - было всего лишь мемориальной кочегаркой, где когда-то работал Виктор Цой. Но тёзка основателя города мечтал о славе если не Петра Первого, то хотя бы рок-легенды. Впрочем, ещё неизвестно, о какой из этих "слав" подросток мечтал больше, каждый день после школы карауля Камчатку, обороняя от туристов.
- А я и не фотографируюсь, - улыбнулся сероглазый юноша. Впрочем, присмотревшись, Питер понял, что нарушитель спокойствия будет лет на пять постарше, чем ему изначально показалось. И что-то в этих глазах показывало, что "лет на пять" - это маловато будет. Вот лет на сто... Начальник Камчатки, мысленно махнув рукой, решив забить на глубокую мудрость молодых глаз - может, он восточными единоборствами занимается и тренирует дух, за счёт этого и выглядит таким умным. - Я фотографирую, - добавил "мудрец" в ответ на немой вопрос Питера.
- А фотографировать - тем более неуважение! - решительно сообщил мальчик, преступив сероглазому дорогу.
- Уж поверьте, мне лучше знать, что бы одобрил Виктор Робертович, - сероглазый улыбнулся, мягко попытавшись отвести Питера в сторону.
- Я его фанат всю сознательную жизнь! - Питер гневно встал туда же, где только что стоял. - Вы с ним что, по телефону разговариваете?
- По телефону, ага, - фотограф улыбнулся. - И по Интернету. И по другим средствам связи.
- По какому телефону? Питер, ты о чём? - удивлённо спросила Натка. - Пит, пропусти, я к метро иду!
- Вы надо мной издеваетесь? - обиделся Питер.
- Кто издевается? Я здесь одна, Питер, ау!
Мальчик решительно встал "на амбразуру":
- Никого я на Камчатку не пущу.
- Что, будешь один здесь стоять? - насмешливо спросил тот, за кого Начальник Камчатки принимал Натку. - Нашёл здесь руду, нашёл здесь любовь? Ну что ж, хочешь быть единственным в мире начальником Камчатки - будешь.

Снег, щедро усыпавший весь Петербург, здесь казался лёгкой порошей. Мальчик стоял в чистом поле... даже слишком чистом, если считать чистоту и белизну синонимами. Тишина, снег, завывание ветра и безраздельное одиночество.
- Ау-у, - неуверенно позвал Питер. Ответом ему было всё то же завывание ветра, которое внезапно перешло в звон, очень напоминавший телефонный, а точнее - гудок его собственного мобильного. Причём почему-то не "Бошетунмай" (любимый рингтон!), а просто стандартное "пи-пи-пи". Как будто кто-то выматерился в эфире...
- Да? - он лихорадочно вынул трубку из кармана, подпрыгивая от холода - косуха не особо грела и питерской зимой, а уж камчатской - тем более.
- Пусть себе фотографируются, Пит, - знакомый до слёз голос укоризненно вещал в трубке. - Разве ты забыл, что такое "бошетунмай"?
- Будь достоин, - дрожащими губами ответил мальчик.
- Вот именно. Будь достоин. А они пусть сами разбираются.
В трубке раздались короткие гудки, подозрительно напоминающие привычную телевизионную замену мата.
- Эээ? - растерянно спросил Питер. - А как я теперь домой-то попаду?..
- Хочешь домой? - сероглазый "мудрец" появился перед ним. Кажется, ему совсем не было холодно в лёгком шерстяном пальто. - Домой, к маме и папе, учиться на одни пятёрки, встречаться с друзьями на Камчатке в свободное время, поступать в институт и слушать Виктора Робертовича за решением логарифмов?
- Да-а... - прошептал Питер, понимая, что от ответа зависит его жизнь. Начнёт спорить - ничем хорошим это не кончится...
- Правильно, не кончится, - улыбнулся сероглазый. - Жизнь твоя, Петенька, только начинается.

- На Камчатке фотографироваться нельзя! - преступила путь двум явно приезжим девушкам Натка.
- Пусть себе фотографируются, - Питер мягко отвёл её в сторону.
- Но это же неуважение к Виктору! - поражённо прошептала девчонка.
- Пусть тебе об этом скажет сам Виктор, - перебил её Питер. - А я пошёл. Если хочу стать хорошим искусствоведом и писать приличные статьи о Викторе, для начала к поступлению подготовиться надо.
"Бошетунмай", - пел Цой в наушниках удаляющегося мальчика.
"Бошетунмай", - молча соглашался с ним сероглазый "восточный мудрец", нахально восседающий прямо на мемориальной плите и улыбаясь в фотокамеру не замечающим его девушкам...